Наконец жужжание надоедливых камер остается позади. Сдерживая желание перейти на бег, непривычно одурманенные вином, мы покидаем огромный зал кают-компании. Радость, как после успешно пройденного испытания. Досада: мое задание под угрозой. Облегчение: у меня уважительная причина побыть как все. Не нужно будет лгать старому, морщинистому человеку с птичьими повадками.
– Капрал Ролье Третий! – догоняет меня вестовой.
– Здесь.
– Генерал Пак свидетельствует вам свое почтение и, если вы не заняты, приглашает посетить его в рабочем кабинете в восемнадцать часов по бортовому времени для частной беседы. Вас проводят. Вестовой зайдет за вами за десять минут до указанного времени.
– Благодарю вас,– деланно спокойно отвечаю я.
Товарищи молча смотрят на меня. В их глазах я вижу уважительную зависть. Меня не просто известили о вызове через имплантированную систему связи – пригласили через посыльного.
Внутри поднимается паника. Врать все же придется. События твердо решили развиваться без моего участия.
– Проходите, капрал. Располагайтесь поудобнее. Банально звучит, но будьте как дома. Хотите кофе? Может быть, сладостей? Какой легионер не любит сладкого. Я распоряжусь. Выбирайте кресло по вкусу. Да не стойте истуканом, мой юный друг. Садитесь, прошу вас. Может быть, немного виски? Вы когда-нибудь пили виски? Впрочем, о чем это я… Опять-таки не стоит разлагать дисциплину. Тогда лучше кофе. Это натуральный, вы такого наверняка не пробовали. Угощайтесь печеньем. Из настоящей муки. Знаете, что такое мука из пшеницы? Вам удобно?
Маневр и огонь. Огонь и маневр. Генерал на своем поле. Генерал захватывает инициативу. Генерал непрерывно атакует меня очередями-скороговорками. Такими быстрыми, что доброжелательность, которая по замыслу должна в них присутствовать, не поспевает за темпом его речи. И получается не запланированное дружеское общение, а выслушивание начальственного монолога.
Но вскоре Командующий выдыхается. Истощается заряд гостеприимства. Некоторое время мы молча сидим напротив друг друга, нас разделяет небольшой изящный столик, на котором расставлены вазочки с угощениями. Кабинет Генерала походит на одну из больших красивых комнат, что я видел когда-то на Земле. Чтобы не казаться невежливым, я потягиваю из высокого стакана холодную чистую воду. Удивительно вкусная вода. Готов побожиться, она не из опреснителя системы регенерации.
– Жослен – вы позволите вас так называть, капрал? Не обижайтесь. Мой возраст дает право относиться к некоторым условностям без должного внимания. Знаете, мне ведь уже сорок. Немыслимый возраст для служащего Легиона. А вам сколько?
– Чуть больше года, мой Генерал.
Я напряжен в ожидании очередной выходки начальственного собеседника. Я пытаюсь подстроиться под его манеру общения. Я скован. Впрочем, скованность – некоторым образом тоже линия поведения.
– Фантастика. Что делает наука! Когда я начинал, легионер вставал в строй через пять лет после рождения. А сейчас – практически сразу. Подумать только, я старше вас в сорок раз. Когда я думаю об этом, жизнь начинает мне казаться не такой уж бедной. Впрочем, вам меня не понять, Жослен.
Я пытаюсь промямлить что-то на тему того, что я очень хорошо понимаю Генерала. Но он прерывает меня, нетерпеливо дергая щекой.
– Не нужно слов, мой юный друг. Вы никогда не сможете меня понять. Прежде всего потому, что спишут вас гораздо раньше меня. Вам никогда не дожить до моих лет. Десять лет – ваш максимум. Не страшно?
– Нет, мой Генерал.
– А должно быть, Жослен.
Я изображаю удивление. Мне даже не приходится напрягаться ради этого – чувства от общения с этим странным существом с генеральскими звездами проявляются на моем лице быстрее, чем я успеваю осознать их. Командующий задевает внутри меня какие-то незнакомые струны. Я одергиваю себя, заставляя думать о том, как, должно быть, ему легко играть на таком привычном инструменте, как я. Ведь он создан командовать. Руководить. Безошибочно нащупывать нужные струны в душе подчиненного и извлекать из него требуемые последовательности звуков. Какое-то время мысль эта позволяет мне держаться более уверенно. Но Командующий быстро ломает мое сопротивление. Он вообще не признает стереотипов, этот старик с морщинистыми щеками. Только такой и может командовать ударным родом войск, состоящим из пятидесяти тысяч головорезов.
– Ведь вы делаете все, чтобы это событие наступило раньше срока. И сочеталось при этом с различными травматическими эффектами. Я склонен полагать, что возможности сейчас говорить с вами, героем Легиона, я обязан слепому случаю. Или судьбе. Я часто путаюсь в определениях.
– Я выполняю свой долг, мой Генерал,– отвечаю ошеломленно.
– Все выполняют свой долг. Однако долг вовсе не синоним самоубийства.
– Я в замешательстве, мой Генерал. Я не знаю, что ответить на ваше утверждение.
– А вы все же попробуйте, Жослен.– Генерал Пак по-птичьи склоняет голову и рассматривает меня немигающим круглым глазом.
– Что именно, сэр?
– Объяснить мне, на кой дьявол вы все это проделываете?
– Капрал не понимает, сэр…
– Все он понимает, этот капрал. Я спросил, Жослен, на кой черт вы первым лезете в пекло?
– Ну я выполняю свой долг, сэр. Стараюсь быть полезным Легиону.
– Чушь! Легиону полезней, чтобы его солдаты выполняли задачу и оставались живы. Что движет вами, Ролье?
Я собираюсь с мыслями. Генеральский взгляд жжет мне переносицу. Из пустопорожней вежливой болтовни разговор переместился в какую-то непонятную и довольно опасную плоскость. Генерал – ниспровергатель устоев. Что может показаться более диким? Я отчаянно краснею. Голос мой внезапно садится до писка: