Такблок, умница, не забывает отмечать уничтоженных мной противников. Наслаждение зарождается в груди, делая мир слегка заторможенным. Мои движения со стороны, должно быть, сейчас немного дерганны. Пусть это нелепое дерганье будет последним, что увидит какой-нибудь бедолага-морпех в этом мире. Это танец смерти. Я исполняю его с редким искусством, отточенным сотнями тренировок и подкрепляемым сознанием того, что граница жизни пройдена. Я перескочил барьер, за которым становится все равно, жив ты или мертв. Всепоглощающий азарт, веселая злость, необъятное чувство превосходства, холодное равнодушие к боли – пошла прочь, неуклюжая баба с косой,– я пьяный комендор на изувеченной палубе, под картечным огнем банящий пушку; я пилот-камикадзе, выполняющий свой последний противозенитный маневр, перед тем как врезаться в надстройку вражеского крейсера; я один из серой пехотной массы, что, отчаянно вопя, мчится по изрытому снарядами дымному полю, петляя среди обрывков колючих заграждений, навстречу огонькам дульных вспышек, каждый из которых бьет меня прямо в сердце. Меня рвет и толкает огненным вихрем. Я продираюсь сквозь сверкающий ливень. Трассы тянутся ко мне со всех сторон. Кровь из насмерть прикушенной губы мелкими шариками плавает внутри шлема, пятная поверхность лицевой пластины. Меня избивают тяжелыми палками. Кувыркаясь, я теряю инерцию. Я приземляюсь, нет – я падаю на бурые хлопья, что тут же распадаются и образуют вокруг меня непроницаемую для лазеров завесу пыли, я мячиком отскакиваю вверх, под обжигающие сигналы сгорающих датчиков, чудом не попав под плазменный пузырь, вздувшийся на месте, где я только что находился. И вновь бросаюсь вперед. Уже не отвечая на огонь. Стремясь лишь к одному – скорее оказаться среди своих.
К востоку от меня краб-2 начинает свою атаку, не давая поднять головы шокированным марсианам.
– Ты откуда взялся, Ролье? – изумленно вопрошает Дюруа Седьмой.
– С восемнадцатого поста.
– Далековато. Враз не дойдешь.
– Да уж. Пришлось постараться.
Я отдаю ему магазин из собственных запасов.
– Здорово,– по-детски радуется Жорж.– Ребята последнее расстреляли, когда меня прикрывали.
– Много вас?
– Со мной семеро. Соренсен за старшего. Отходим к «Зонтику».
– Я так и подумал.
– Ты вовремя. Мне даже ответить нечем. Я уже решил– все, каюк мне.
– Я тоже. Краб-то цел?
– Цел. Принес ему свежий картридж. Это он тебя прикрыл.
– У тебя СНОБы есть?
– Есть пяток. Толку от них.– Жорж машет рукой.– Помехи плотные. Похоже, где-то над нами станция постановки.
– Дай один. Со мной краб был. Отправлю ему пакет, если цел.
– Это он на правом фланге переполох устроил?
– Он. Я хотел там прорываться. Не вышло. Пришлось свою задницу спасать.
– Уходить надо. Сейчас марсиане с воздуха дадут. Наделали мы шороху.
– Ага. Погоди минуту. Дай очухаться.
Мы восседаем на россыпи щебня в трех метрах друг от друга. Выступ каменной террасы козырьком нависает над головой – идеальное укрытие от навесного огня. Я постепенно прихожу в себя. Возвращаюсь к жизни. Оглядываю амуницию. Кристаллы льда на поясе – остатки воды из внешней фляги-термоса, пробитой навылет. Нижние тепловые датчики вынесло. Еще одно отверстие в штурмовом ранце. Повезло – пуля чудом не задела одну из запасных батарей. Если бы пробило – меня бы разнесло к чертям. Эти кремнийорганические аккумуляторы – настоящие бомбы замедленного действия.
Дюруа внимательно наблюдает за мной.
– Жос, у тебя левая наплечная сзади на честном слове. Борозда с палец. И выгнута напрочь. Неудобства не ощущаешь?
Я невесело ухмыляюсь.
– Для четырех попаданий терпимо.
– Безбашенный ты,– с непонятной интонацией говорит Жорж.
– Тебе что, плохо от этого? – беззлобно огры-заюсь я.
– Мы тебя за это недолюбливали, придурки. А в драке такая резьба самое то. Тут совсем не так, как на тренировках. В общем, здорово, что ты появился.
– Это от глупости. Я бы сейчас уже к базе подбирался.
Дюруа разворачивается ко мне всем корпусом, чтобы не крутить головой. Глаз его не видно – отсветы голубоватого сияния превращают его лицевую пластину в непроницаемое серебристое зеркало. Я лениво думаю, что мы нарушаем одно из главных правил – не смотреть в одном направлении, наблюдать каждый за своим сектором. Зверь беспокойно шевелится от пристального взгляда.
– Зачем тебе к базе, Жос?
– Не твое дело.
– У тебя какой-то приказ?
– Можно и так сказать,– усмехаюсь я.
Помолчав, Дюруа делает новую попытку:
– Ты правда с самим Генералом говорил?
– Правда.
– И какой он?
– Старый очень. Весь в морщинах. На птицу похож. Упертый, словно танк. Ничего общего с картинками.
– А у меня вот даже шеврона нет…
– Теперь будет,– успокаиваю я.
– Брось, Жос. Нас выбьют скоро. Всех до одного.
– Ну пока-то мы живы.
– Хватит, Жос. Я же не идиот. Все понимаю. На кой хрен мы стрельбу-то открыли?
– Это ты у ковбоя нашего спроси.
– Я б спросил. Только он, сука, уже не ответит. Ты не думай, я не сомневаюсь. Просто глупо все как-то.
– Я тебя понимаю.
– Точно?
– Точно-точно. Я ж через это уже проходил. Думаешь, мне кайму просто так пририсовали?
– Нет, теперь не думаю.
Чувство неловкости разрушает доклад краба-2. Мир на пару мгновений становится прозрачно-плоским, состоящим из множества проекций. Задача выполнена, уничтожено три единицы вражеской живой силы, поврежден левый задний манипулятор. Я испытываю неудобство в несуществующей части тела. В той самой задней конечности. И тут же выныриваю назад, под свод козырька.