Штампованное счастье. Год 2180 - Страница 52

Стефансон с Германом принесли мне котелок с чистой водой.

– Пейте, сэр. Тут много воды. В туалете фонтанчик бежит. Просто так. Все пьют, сколько влезет.

– Спасибо, парни. Слушайте, мы сейчас не на службе. Зовите меня просто Жосленом. Жосом,– прошу я. Не нравятся мне все эти придыхания, с которыми ко мне теперь обращаются.

– Хорошо, Жослен. Я польщен,– с готовностью кивает Стефансон.

«Тьфу ты, пропасть. Еще один дурак».

– Договорились, Жос. У тебя красивое имя. Мое вот совсем простецкое – Джон,– говорит Герман.

Вокруг уже раздается сопение умаявшихся бойцов. Мы так незаметно перешли грань, за которой война, что даже не осознаем этого. Продолжаем действовать как заведенные. Это как вспышка близкого разрыва – доля секунды, шлем затемняет фильтры, осколки беззвучно отлетают от стен, затем лицевая пластина снова становится прозрачной, и ты смотришь вперед через прицельную панораму, не замечая, как что-то вокруг неуловимо изменилось.

Герман, поглядывая на меня, улыбается каким-то своим мыслям. Потом закидывает руки за голову и закрывает глаза. Я отвечаю на улыбку, хотя он уже крепко спит. Во сне лицо его разглаживается и на нем проступает выражение трогательной детской безмятежности. Хорошие они парни. Ни страха, ни сомнений. Когда я рядом, то начинаю верить, что я такой же, как они. Я отбрасываю страх позорного списания. Я проникаюсь спокойной силой, что истекает от спящих солдат в исцарапанной осколками броне. Наверное, сегодня все они получат наконец свои заветные зеленые шевроны. Потом я снова отпиваю из котелка чистой холодной воды. Надо же, она здесь просто бежит в туалете. Пей, сколько влезет. И чего только этим повстанцам не хватало?

Лежа без сна, я жадно слушал, как сразу по нескольким диапазонам последние, зажатые в туннелях мятежники открытым текстом взывали о помощи к марсианскому флоту. Их вопли намеренно не глушили – по пеленгу радиоисточника удобно наводить ракету. «Орите, сволочи,– злорадно думал я.– Ваши дружки поджали хвост и задали деру».

Первое, что я услышал после побудки, была сводка о том, как на северо-востоке, на одной из горно-обогатительных фабрик, окружили и уничтожили целый взвод марсианских военных инструкторов, переодетых под местных жителей и пытавшихся бежать в тесном трюме посудины камнехватов. Дрались они отчаянно. Но, блокированные со всех сторон, были перебиты.

У марсиан свой Легион. Пусть и не с такими традициями, как наш, но тоже из профессионалов. Они называют его Корпусом морской пехоты. Смешно – на Марсе нет ни одного моря. Наши системы слежения с легкостью отличают обычного колониста от напичканного вживленными системами тела военного, так что ошибки быть не может. Я с гордостью узнал, что марсиан уничтожили парни из первого батальона Десятой пехотной. Ребята из моей части.

К досаде контрразведки, мы не смогли задержать ни одного марсианского шпиона. Почти сотня трупов и расплавленное оборудование – вот и все, что нам досталось. Фанатично преданные своему государству, специалисты по организации революций приняли яд практически одновременно. Как раз в тот момент, когда первые легионеры, часто стреляя на бегу, высыпали на перрон московского вокзала. Ненавижу фанатиков.

11

Узкий полутемный коридор неподалеку от перекрестка с неработающей табачной лавкой носит громкое наименование улицы. Улицы Бискорне. Я возглавляю блокирующую группу. Двенадцатый час на ногах. Мечемся по городку, словно наскипидаренные, выполняя этап номер два оккупационного плана. Попросту говоря, окружаем кварталы, указанные разведслужбой, и арестовываем в них участников сопротивления. Иначе их еще называют организаторами беспорядков. Или активистами. Честно говоря, мне все равно, как их называть. При попытке сопротивления аресту я пристрелю любого, какие бы причины им ни двигали. Несложные эти операции шли по всему городу: одна группа при поддержке СНОБов прочесывает помещения, вторая производит блокирующий охват. Со стороны мятежников наивно было бы полагать, что им позволят отсидеться по домам или на конспиративных квартирах,– специалисты в нашей разведке зря свой суп не едят. Для начала, подключившись к серверам сетей наблюдения, они выявили список подозреваемых. Затем их текущее местоположение – одного за одним. Эти инопланетные города с их системами спасения и всестороннего контроля перемещения граждан. Что может быть лучше приспособлено для работы наших технических средств обнаружения?

Стреляем редко. Я бы сказал – удручающе редко. Деморализованные повстанцы предпочитают сдаться, тем самым сохранив себе жизнь. Сети вещания время от времени демонстрируют кадры, отснятые при подавлении очагов сопротивления. Очень убедительные кадры, разве что крики умирающих на них не слышны. Но вспышки выстрелов и разрывы плазменных гранат, оставляющие на экране яркие пятна, видны очень хорошо. Как и предсмертные судороги погибающих от удушья. «Участники незаконных вооруженных формирований с оружием в руках уничтожаются на месте» – так голос диктора комментирует подобные передачи. Или еще: «Вот так бойцы Инопланетного легиона подавляют очаги сепаратизма». Кадры с умирающими легионерами в трансляцию, естественно, не включены.

Каждому сдавшемуся добровольно представитель разведки тут же задает вопрос: «Согласны ли вы сотрудничать с военными властями или предпочитаете быть интернированы?» Некоторые отвечают согласием. Чем дольше длится наша операция, тем больше таких желающих. Интернирование означает содержание в фильтрационном лагере с довольно туманными перспективами. В том числе – химического допроса и возможного уничтожения, в зависимости от тяжести содеянного. Лагерь – бывший стадион с еле-еле работающей системой вентиляции, наполненный разреженным, дурно пахнущим воздухом. Арестованные, разделенные на группы, раздетые, без скафандров и дыхательных масок, сидят, тесно прижавшись друг к другу, на холодной искусственной траве футбольного поля. Те, кто надеется согласием сотрудничать избежать интенсивных допросов и впоследствии продолжить борьбу, сильно ошибаются – после процедуры подписания соглашения, которая следует немедленно, они вступают в ряды добровольческих сил охраны правопорядка. Контракт сроком на один год. Выглядит это буднично и просто: не отходя далеко, в сторонке, под прикрытием кузова грузовика, им вводят имплантаты, подавляющие волю, затем гражданская одежда летит на землю, их переодевают в примитивную форму, дают в руки устаревшее пулевое оружие – автоматические карабины со штыками. Вот и готов «солдат». И тут же со свежеизготовленных вояк снимают подробные показания о событиях, свидетелем и участником которых явился «доброволец». И список активистов, подлежащих аресту, ширится.